— Неужто Риденхард уже вернулся?! — с наигранной веселостью воскликнул Лу.
— Заткнисссь! — в раскосых глазах демоницы разгорался тревожный огонь. — Не мешшшшай… — прошептала она, почти не шевеля губами. — Это на его половине… это… Тигирррсссский Исссс! — внезапный громкий рык ее снова сменился раздраженным шипением: — Хранилищщще корагов вскрыто!
— Рид? — улыбка слетела с побледневшего лица перевертыша.
— Нет, — отмахнулась Эра. — Никто не возвращался в Карнаэл, я бы почувствовала. Это кто-то…
— Лилигрим! — схватился за голову Смерть. — Она еще тогда хотела… помнишь? — он обернулся за поддержкой к застывшему, словно статуя, другу.
— Катенок, — выдохнул тот на пределе слышимости и, не глядя на остальных, рванул к выходу.
— Воспользуйся моим порталом, дурак! — крикнула вдогонку демоница, но так и не дождалась реакции. — А, впрочем, не надо. Ты иди, — ткнув призрачным пальцем в грудь четэри, заявила она. — Есссли девчонка, действительно, смогла проникнуть в хранилище — убей ее, пока не поздно.
— Но… — растерялся четвертый Хранитель.
— Твоей Арэ не привыкать, а его… хм… Будет Лильке компания, — мрачно улыбнулась Хозяйка. — Или будет хана Карнаэлу и Равновесссию вместе взятым! Выбирррай!
— Я иду, — решительно кивнул Смерть и шагнул в сторону зеленого кружева портала, скользящего к ним по каменным плитам дорожки.
— И я! — дернулся было Лу, но Эра его остановила:
— А мы с тобой пойдем чуть поз-ссс-же, — тихо зашипела она. — Когда будет ясссно, с чем или кем имеем дело.
— Ух, какая коварная, — усмехнулся демон, глядя на исчезающего в портале стража. — Мне нравитссся.
— Не люблю лезть на рожон, не разведав, — ответила женщина и провела рукой над зеркальной поверхностью колодца. — На Сэмироне мой магический маячок. Сейчассс узнаем, кто вторгся на территорию хранилищщща. И как это вообще могло произойти? Там же сложнейшие коды и мощная магичессская защита…
Она замолчала, глядя на представшую их взорам сцену, которую услужливо отобразило "магическое зеркало" колодца.
— Оп-па, — как-то нервно хохотнул перевертыш, перегнувшись через каменный бордюр. — С этого момента, милая, — он поднял голову и выразительно посмотрел на Эру: — каждый сам за себя.
— А сделка?! — возмутилась та.
— Помнишь, я говорил про непредвиденные обссстоятельства?
— Но…
— Извини, Эра. Сделка аннулирована, — оставив обалдевшую женщину одну, бросил на ходу Лу.
— Ты куда?! — завопила она и метнулась следом.
— Домой, ессстественно. Заберу только кое-что и свалю. Счастливо оставаться, невессста, — демон послал ей воздушный поцелуй и исчез, растаяв в ворохе синих искр.
"Не портал, а какое-то хитрое заклинание, мешающее отследить его, — поняла Эра, но легче от этого ей не стало. — Предатель… Тварь двуличная! Хотя… следовало ожидать!"
А в Хранилище корагов тем временем творилось что-то невероятное. Посреди большого и мрачного зала разгуливала белокурая девушка в алом платье. Иногда она останавливалась и, запрокинув голову, безудержно хохотала. Громкий, злой смех походил на истерику, но Лили не задумывалась над его природой, ей просто было хорошо. Она упивалась своей местью, купаясь в волнах этого темного наслаждения. Черные тени уже выпущенных корагов кружили вокруг, перешептываясь, другие метались по "банкам", ожидая своей очереди. Ее "пили", но не убивали, несмотря на многовековой голод. И дело тут было вовсе не в благодарности за дарованную волю. Вышедшие на свободу сущности чувствовали в ней родную душу… не демона, но и не человека. За семь условных лет дух Лилигрим не только обрел способность являться обитателям дома в человеческом облике, но и впитал в себя мрачную энергию этого каменного "склепа", наполнился ею… И, как следствие, изменился. Лили не получила никаких уникальных способностей, не превратилась в одночасье в великого и могучего мага, она просто стала иной. И эту ее инородность бывшие пленники воспринимали за родство.
Мэл же, лежащую без сознания на полу, от неминуемой смерти спасал лишь ее затянувшийся обморок. Бледная, растрепанная, с кровавой раной на лбу и покрытой странными пятнами кожей — черноволосая Арэ сейчас вполне могла бы сойти за покойницу, но сердце ее билось. И, будто стервятники, над телом ее кружили кораги. А сквозь багряную печать на месте открытой настежь двери на происходящее внутри смотрели двое: Смерть, перенесенный сюда порталом Эры, да Фабиан, почуявший боль и ужас своей Арэ и разыскавший ее с помощью связи.
Они пришли почти одновременно и, встретившись у входа в хранилище, так и застыли там, не зная, что предпринять. Не только специальные контейнеры-ловушки, но и сами стены "тюрьмы" удерживали пленников от бегства. Снять магическую печать сейчас означало выпустить этих изголодавшихся тварей на свободу. А не снять — отдать им на "съедение" еще живую, но сильно ослабленную Мэл. Обнаружив приход гостей, Лилигрим перестала хохотать, однако мстительная ухмылка так и не сошла с ее лица. Демонстративно открыв очередную "банку" с пленником, девушка медленно двинулась к выходу. Карие глаза ее лихорадочно горели, губы кривились, а из горла уже готовы были вырваться наболевшие обвинения в адрес всех и вся, как вдруг раненая застонала. Метавшиеся по залу кораги черными струйками дыма замерли в воздухе. А четэри, обеспокоенный видом друга, крепко сжал его плечи, не давая двинуться.
Жена Фэба приподнялась, схватилась за разбитую голову и, мазнув взглядом по вероломной блондинке и призракам, уставилась, как загипнотизированная, на запечатанный магией проем, за которым стоял ее муж. Время для этих двоих будто замерло. Они смотрели в глаза друг другу всего мгновение, но перед мысленным взором обоих успела проскользнуть вся их жизнь. А потом Мэл закричала от страха, боли и неизбежности, а еще от стремительно растущей в душе пустоты (духи, ощутившие прилив ее эмоций, приступили к "трапезе"). Видя, как в хищном тумане исчезает искаженное ужасом лицо возлюбленной, пятый Хранитель вывернулся из захвата сослуживца, врезал на автомате ему в челюсть и принялся яростно взламывать магическую печать. Та шипела, искрила, но не поддавалась. Смерть снова попытался вразумить его, но Фабиан ни на что не реагировал. Связь заветного дара неумолимо таяла, отзываясь нестерпимой болью в его сердце. Мэл умирала, а он не мог к ней прорваться.